В 1960-1970-е года среди сотрудников военной кафедры Ижевского механического института каждый второй был фронтовиком. Один из них — майор Войска Польского и полковник Советской Армии Евгений Маркович Афанасьев.
Женя Афанасьев родился 20 января 1923 года в Агрызе, в семье железнодорожного рабочего. Бегал к отцу в депо, мечтал стать машинистом, рано стал интересоваться техникой, — в 11 лет сам собрал себе деревянный велосипед!
Из-за частых переездов семьи учился он в разных школах, с пятого по седьмой класс — в Ижевске в школе № 26, а в 1937 году Афанасьевы переехали в Казань.
По окончании десятого класса Евгений подал документы в авиационное училище — но юношу, не достигшего 18 лет, не приняли, а через год- опять отказ, уже по здоровью... Евгений отправился работать на судоверфь, стал учеником токаря. А 20 января 1941 года молодой токарь получил повестку в военкомат.
Многие призывники в 30-40-е годов приходили с тремя, пятью, восемью классами образования, и десятиклассников призывные комиссии старались направлять в военные училища и школы сержантов Красной Армии. Так Евгений попал в артиллерийское техническое училище младших специалистов города Ржева.
Однако, училище оказалось переполненным, и «казанскую команду» отправили в Москву...Там, в ноябре Евгений Афанасьев попал рядовым в отдельный испытательный батальон научно-исследовательского института связи и особой техники Красной Армии имени К.Е.Ворошилова (ОИБНИСТКА). Батальон обслуживал НИИ-20, который вел разработки по созданию первых советских радиолокаторов. С началом боев секретное оборудование перевезли в безопасное место — вот тогда Евгению довелось побывать в подвалах князя Юсупова.
Добавим, что автор основных принципов радиолокации — наш земляк, уроженец Удмуртии П.К.Ощепков, опубликовал их в феврале 1934 года. В июле — августе 1934 года была испытана первая в мире радиолокационная станция. В 1937-м П.К. Ощепкова арестовали по делу маршала Тухачевского, и он 10 лет просидел в лагерях. Но уже в первые дни войны опытная РЛС — РУС-2, названная ее изобретателем и конструктором «электровизором ПВО» обнаружила на расстоянии 200 км армаду немецких бомбардировщиков, летевшую на Москву, что фактически спасло ее от полного разрушения.
Сначала Афанасьева зачислили в роту связи, обучали на радиста, потом перевели в роту электромехаников — на передвижной станции, на трех машинах. Под Москвой он и узнал, что началась война.
Конечно, молодые ребята рвались в бой. Обрадовались даже в ноябре, когда немцы подступали к столице, когда всем выдали валенки, полушубки, патронташи и прошел слух, что их готовят к отправке на Донской фронт. Но в который раз командование все переиграло, и пришел приказ: прибыть на машинах на станцию Петушки Владимирского направления, где их уже ждали эшелоны. Месяц они были в пути и прибыли... в Бухару.
В подвале дворца эмира Бухарского размещалась корабельная радиостанция, обеспечивающая фронт связью, в бывшем сельскохозяйственном техникуме их продолжали учить. Электромеханик Евгений Афанасьев обслуживал секретную радиостанцию, получил звание ефрейтора.
А в мае 1942 года приехал в часть полковник из разведки, вызвали к нему Афанасьева. Полковник расспросил его об образовании, как дела обстоят с языками, не забыл ли работу радиста и предложил учиться в военном училище. Евгений сообразил, о чем идет речь, и ответил, что обучение в школе разведки в его планы не входит. Через неделю — приезжает офицер медицинской службы, снова вызывают, зовут в медицинское училище. Евгений — в отказ, мол, я на фронт, а не в училище хочу! В третий раз оказался офицером артиллерии и разговор был короткий: «Всё, Афанасьев. Хочешь — не хочешь, пойдешь в артиллеристы. Фронту нужны офицеры».
Так Евгений оказался в эвакуированном под Алма-Ату в станицу Тагар (абсолютная высота 1000 м над уровнем моря) Рязанском артиллерийском училище — там готовили артиллеристов-геодезистов. Программа обучения — 6 месяцев, основной предмет — топографическая подготовка.
Там, в станице, по собственной инициативе, они вместе с другом даже спроектировали и силами курсантов построили малую гидроэлектростанцию. В районе расположения дивизиона с гор текла быстрая горная речушка, её запрудили дамбой, отвели воду на водяное колесо больших размеров — нашлись плотники из курсантов, генератор дал кожевенный завод... Электростанция давала ток на учебный корпус и общежития.
Как раз в феврале 1943-го года в советской армии была введена новая форма одежды, погоны. Звёздочки для погон выпускникам выдавали, а эмблем артиллерийских не было, и курсанты наладили их изготовление своими силами из консервных банок.
По окончании училища в апреле 1943-го Афанасьев был назначен комвзвода в 9 запасной разведывательный полк Московского военного округа. В составе частей резерва он находился до сентября 1944 года, а в октябре лейтенанту 43-го Учебного полка резерва офицерского состава артиллерии (УПРОСА), приказано было прибыть в штаб 1-го Белорусского фронта, возглавляемого Г. К. Жуковым, в город Люблин.
Здесь группе из 16 советских офицеров было объявлено, что приказом командования они командируются в Польшу для оказания помощи в формировании 2-й Армии Войска Польского (будущая Армия Людова).
Евгений Афанасьевич вспоминал так: «Нашей группе офицеров-артиллеристов предстояло формировать 8-й Отдельный разведывательный артиллерийский дивизион (ОРАД). Штаб 2-й Армии Войска Польского располагался в селе Конколевница.
Принял нас командующий артиллерией армии генерал-майор Пырский (тоже советский офицер). Всех прибывших распределили по штатным должностям, определили место дислокации будущего дивизиона (село Липняки), куда мы и направились для поиска места проживания. Село Липняки представляло собой одну улицу длиною не менее километра. Вот на этой улице в частных домах и разместился кое-как командный состав дивизиона (по два-три человека). Мы приступили к выполнению задания командования.
Что представлял собою разведывательный артиллерийский дивизион в те годы? Две батареи звуковой разведки (БЗР); батарею топографии; взвод фотограмметрии и хозяйственный взвод. В свою очередь каждая батарея состояла из взводов и отделений.
Почти на всех командных должностях в дивизионе были советские офицеры. Лишь позже, уже на стадии формирования, прибыли три поляка: зам по тылу капитан Грабицкий, командир взвода фотограмметрии поручик Музыка (фотограф по профессии) и замполит, подпоручик Олеарский. Из сержантского состава среди командированных был водитель-механик Иванов и две медсестры. Вот в таком составе в ноябре 1944 года мы приступили к формированию 8-го ОРАД 2-й армии Войска Польского.
Начали с получения техники (прежде всего, автомобилей), вооружения, обмундирования. Готовились к приёму личного состава: казармы, пищеблок, учебные классы. Не было ничего, всё надо было находить, привозить, складировать. Вот и мотались теперь вместе с сержантом Ивановым на двух «Студебекерах» по складам и различным ВЧ, добывая и выбивая всё необходимое.
Приходилось заниматься и бытовыми вопросами: новобранцы — парни из недавно освобождённых от немцев земель восточной Польши и Литвы, прибывали оборванными и завшивленными. Необходимо было их помыть хотя бы. По моей инициативе конфисковали у одного зажиточного крестьянина кирпичный свинарник, почистили, установили печь, сделанную из бочки, сколотили полки, веников наломали, получилась настоящая русская баня. Помыли и обмундировали личный состав, решили вопросы жилья и питания, получили личное оружие. К декабрю формирование дивизиона практически завершилось.
Главным была, конечно, не техника и не вопросы быта. Личный состав надо было обучить теории и практике инструментальной разведки. И сделать это в кратчайшие сроки: ни у кого уже не оставалось сомнений в том, что война приближалась к концу. Но как учить? Никто из командированных советских офицеров не владел польским, новобранцы же не знали русского, на котором были все наставления, описания и инструкции.
Конечно, мы готовы были к этому: с первых же дней, как только поселились в селе Липняки, весь офицерский состав стал усиленно осваивать польский язык. Учил нас старый учитель, у которого я квартировал. Когда-то он продолжительное время жил в Минске и на русском говорил довольно прилично.
Учил он нас по текстам старых польских газет, но учил довольно успешно, потому что через месяц мы уже могли объясняться с местным населением. Помогало и то, что почти в каждой учебной группе обязательно находился поляк, хоть немного понимающий русский. Эти солдаты сразу же становились помощниками офицера при изучении наставлений и инструкций. К концу декабря 1944-го стало ясно, что мы преодолели и эту трудность: языкового барьера между учениками и учителями более не существовало.
Как видно, в этом убедилось и командование 2-й Армии, представители которого побывали в дивизионе по случаю католического Рождества. Нас тепло поздравили с праздником и пожелали успехов в боевой работе. К тому времени личный состав уже принял присягу. Пришлось и нам (по приказу советского командования) присягать правительству новой Польской Народной Республики. После чего все советские офицеры оделись в польское обмундирование и получили воинские звания польской армии. Я стал поручиком.
Лишь ближе к весне 1945-го 2-я Армия Войска Польского, а вместе с ней и наш 8-й ОРАД в полной мере подключились к завершающим операциям по уничтожению фашистского зверя в его логове. В составе 1-го Белорусского фронта дивизион участвовал в Берлинской операции, затем в составе 1-го Украинского фронта — в Пражской операции".
«Не могу похвастаться каким-либо героическим эпизодом из этого периода, — сдержанно рассказывал сам Евгений Маркович, — «шла обычная работа инструментальной разведки: прибывали на место, развёртывали звуковые посты, приёмное устройство с усилителем (трансформатор) и записывающим устройством и ловили канонаду вражеских батарей; далее подключались к работе фотограмметристы, вычислители, топографы... и штаб армии получал координаты артиллерийских батарей противника. Попадали и сами под обстрел, разумеется. Перед переправой через реку Одер немцы накрыли плотным миномётным огнём место нашего укрытия в лесочке: осколком вывело из строя карбюратор машины ГАЗ, а меня контузило. Всё обошлось, к счастью, без вмешательства медиков».
Всякое было на фронте ... Евгений Афанасьевич вспоминал, как однажды при форсировании очередной реки его часть попала под ночной обстрел немцев. Мина упала метрах в сорока от грузовика, в котором он ехал, осколками пробило капот, повредило карбюратор, шофер был ранен в ногу. А приказ — реку форсировать как можно быстрее... И Афанасьев не растерялся: нашел в лесу неподалеку покореженный немецкий грузовик, достал карбюратор, но он не подошел к советской машине, и пришлось находчивому механику переправляться, сидя на капоте и вручную замыкая газ-тормоз.
В городе Кенингсварта, около Праги, Афанасьев едва не попал в плен, но его батарея сумела засечь и доложить о нескольких крупнокалиберных немецких пушках...
Весной 1945-го все уже ждали Победу, до Берлина- считанные десятки километров, время ли погибать? Но на войне — как на войне...
Операция по форсированию рек Нейсе и Шпрее Польской армии началась 16 апреля 1945-го. Трудная это была переправа — немецкая авиация и артиллерия вели постоянный обстрел, не хватало боеприпасов, прервалась радиосвязь, в ходе контрнаступления передовые части оторвались от тыловых.
В такой обстановке Афанасьев получил приказ — на трех машинах вернуться в тыл и к исходу дня доставить продовольствие и боеприпасы. По дороге в город Ротебург машины неожиданно были обстреляны самоходкой «Пантера». Первый снаряд пролетел мимо, а второй угодил прямо в третью машину. Одну машину подбили, а две — проскочили открытый участок дороги на максимальной скорости. Легкораненый, но с оружием в руках шофер подбитой машины чудом уцелел и через час догнал Афанаьева на попутке.
В лесу они встретили отставшую танковую часть, рассказали о засаде, выяснили, что проскочили линию обороны немцев — отборные немецкие дивизии — «Мертвая голова» и «Адольф Гитлер». А через 10 дней, возвращаясь назад, наткнулись на множество покореженных машин, — и наших, и немецких. Оказывается, танки шли в рейд в окруженные немцами позиции, — тут все и остались. И навсегда осталось в памяти огромное кладбище покореженного железа и людей под проливным дождем...
За выполнение этого боевого задания польское правительство наградило Афанасьева серебряной медалью «За заслуги на поле битвы».
В предместьях Праги, 11 мая 1945 года для Евгения Афанасьева и закончилась Великая Отечественная война. Офицеры засобирались было домой, но оказалось, что военная командировка на этом не закончилась. Отправке домой подлежали лишь офицеры, уходящие в запас. Остальные, по приказу советского командования, оставались польскими офицерами Армии Людова и подчинялись командованию польской армии. Афанасьеву разрешили съездить в Москву, откуда он и вернулся уже с женой — красавицей-москвичкой.
Служба в польской армии шла своим чередом, менялись должности, а вместе с этим и места проживания семьи. Особенно спокойным был период преподавания в артиллерийском училище в городке Бартошице, там в семье капитана Афанасьева родился первенец.
Дважды его вызывали в Посольство, предлагали принять польское гражданство, обещали работу в посольстве, но оба раза он категорически отказывался.
«Наверное, мы просто были тогда другие» — так он отвечал на вопрос «Почему отказался?». «Я считал, что, дав однажды клятву, — служить советскому народу, не имею право её нарушить. Конечно, я присягал и Польскому государству, но делал это по приказу правительства СССР. Ну и второе: в России оставались все наши корни, наши родные и друзья, всё наше детство и юность, наконец. Тоска по родным местам всё время командировки не оставляла меня. И смею Вас уверить, никогда, даже в самые лихие годы своей службы в Советской Армии, не пожалел я о своём выборе!»
В начале 50-х годов Е.М.Афанасьева вызвали в Варшаву в штаб армии, где он получил новое назначение — командиром отдельного разведывательного артиллерийского дивизиона, который предстояло сформировать вновь, начиная с нуля. Очевидно, командование учло опыт, приобретённый при формировании 8-го ОРАД. И снова — переезд (в город Люблин), снова заботы по формированию нового воинского подразделения.
Для размещения дивизиона передали разрушенное здание бывшего спиртзавода, которое предстояло переоборудовать в казарму и служебные помещения. Начали прибывать кадры и техника, и Афанасьев с головой ушёл в работу. Когда задание командования польской армии было выполнено, Афанасьев, теперь уже в звании майора, остался командовать ОРАД при 9-м Армейском корпусе.
Шёл 1953 год, умер Сталин. Новое руководство решило вернуть в Союз командированных 9 лет назад советских офицеров. Дождались!
Афанасьев отправил семью и вещи в Москву к родителям жены и стал ждать приказа о сдаче дивизиона. Польское командование, высоко оценив его заслуги, подготовило ему рекомендацию в Военную академию имени Ф.Э.Дзержинского, — как офицера Войска польского его должны были принять без экзаменов. Однако, в Академию документы опоздали, майорской должности в Советской армии для него не нашлось, и три месяца спустя он стал начальником артиллерийских мастерских полка. В январе 1954 года Минобороны СССР направило его в Уральский военный округ на должность начальника артмастерской 98-го стрелкового полка 194-й стрелковой Регицкой дивизии (должность старшего лейтенанта) — в местечке близ Кирова.
С декабря 1955 года по ноябрь 1956 года — он слушатель центральных артиллерийских технических курсов усовершенствования офицерского состава в Пензе, с присуждением квалификации инженера по ремонту и эксплуатации радиотехнических средств. До 1963 года служил в Уральском военном округе на инженерных должностях.
В феврале 1963 года он получил назначение на военную кафедру Ижевского механического института. С декабря 1963-го по август 1964-го проходил обучение на центральных артиллерийских офицерских курсах в Ленинграде, закончил с удостоверением командира дивизиона оперативно-тактических ракет.
В ИМИ работы было много: начиная с 1961/62 учебного года в ИМИ началась специальная подготовка студентов по новым профилям кафедры, создавались новые циклы, в 1964 году кафедра переехала в новое здание института (корпус № 2) по ул. 9-я Подлесная, 48 и получила 12 аудиторий, был построен спецкорпус для вооружения и военной техники, с 1970/71 учебного года начались занятия по военной подготовке со студентами Воткинского филиала механического института...
Е. М. Афанасьев читал спецкурсы: «Системы управления ОТР», «Силовые установки», «Топография»; оборудовал аудиторию наглядными пособиями и учебными макетами. Ежегодно выезжал с курсантами на военно-полевые учения и сборы.
Его любили и уважали студенты — за справедливость, профессионализм и веселый нрав. Наши ветераны-фронтовики вообще всегда отличались особым, отеческим отношением к студентам. Была, например, у студентов-«механиков» заветная мечта — построить в кратчайшие сроки первый легкоатлетический стадион в республике, которая тогда объединила всех студентов, преподавателей и сотрудников вуза. И построили! Чемпионаты СССР принимал стадион! А кто делал там осветительные вышки, — они до сих пор стоят? Полковник Евгений Маркович Афанасьев с ребятами! А дорогущие и редкие фонари на этих вышках? Кафедра физики — еще один ветеран войны, Герман Иванович Суслов...
Звание «полковник» Е.М.Афанасьеву было присвоено приказом Верховного главнокомандующего Вооруженными силами РФ 27 апреля 2000 года.
В числе наград Евгения Марковича Афанасьева — орден Красной Звезды, орден Отечественной войны II степени, польский орден «Серебряный Крест Заслуги», медали «За боевые заслуги», «За воинскую доблесть», «За победу над Германией», польские медали: «За заслуги на поле битвы», «5 лет службы в Польской армии», чехословацкая медаль «За храбрость», «20 лет безупречной службы в Вооруженных Силах СССР» и другие.
На фото: Е.М.Афанасьев в годы войны; в 60-70-годы в ИМИ; с коллегами по кафедре в летних военных лагерях, Чебаркуль, 1970 год.
*В материалах рубрики используются материалы открытых источников, документы ЦГА, с сайтов gasur.ru и udmurt.ru., архива ИжГТУ имени М.Т.Калашникова и архива пресс-службы вуза.
